Возвращение в Москву
«Для меня каждый спектакль мой — очередная репетиция. Может быть, поэтому я не умею играть одинаково. Иногда репетирую хуже, иногда лучше, но хорошо — никогда. Я не признаю слова «играть». Играть можно в карты, на скачках, в шашки. На сцене жить нужно».
Ф. Раневская
В начале 1930-х годов Раневская, истосковавшаяся по столице, набралась смелости и написала письмо одному их московских режиссеров — Александру Таирову, основателю Камерного театра, женой которого была давняя приятельница Фаины актриса Алиса Коонен. О Камерном театре Раневская отзывалась с неизменным восхищением:
«Мне посчастливилось быть на спектакле «Сакунтала», которым открывал сезон Камерный театр. Это было более полувека назад. Роль Сакунталы исполняла Алиса Коонен. С тех пор, приезжая в Москву (я в это время была актрисой в провинциальных театрах), неизменно бывала и Камерном театре, хранила преданность этому театру, пересмотрев весь его репертуар... Все это было так празднично, необычно, все восхищало, и мне захотелось работать с таким мастером, в таком особом театре. Я отважилась об этом написать Александру Яковлевичу (Таирову), впрочем, не надеясь на успех моей просьбы. Он ответил мне любезным письмом, сожалея о том, что в предстоящем репертуаре для меня нет работы. А через некоторое время он предложил мне дебют в пьесе «Патетическая соната». В спектакле должна была играть А.Г. Коонен. Это налагало особую ответственность и очень меня пугало».
Алиса Коонен в спектакле «Оптимистическая трагедия» B. Вишневского. Режиссер А. Таиров. Камерный театр, 1933 год
Когда пришел ответ от Таирова с предложением роли — Раневская радовалась, как сумасшедшая: она возвращается в Москву! Она будет играть в новейшей постановке известного театра — в «Патетической сонате» украинского драматурга Николая Кулиша. О начале работы с Таировым она позднее вспоминала:
«Дебют в Москве! Как это радостно и как страшно! Я боялась того, что роль мне может не удастся. В то время Камерный театр только что возвратился из триумфальной поездки по городам Европы и Латинской Америки, и я ощущала себя убогой провинциалкой среди моих новых товарищей... Репетировала плохо, не верила себе, от волнения заикалась. Мне думалось, что партнеры мои недоумевают: к чему было Таирову приглашать из провинции такую беспомощную, бесталанную актрису?»
Работа над ролью проститутки Зинки была для Фаины непростой по многим причинам. Она робела перед кумиром своей юности Алисой Коонен и испытывала чувство неуверенности в себе, провинциальной актрисе, на именитой столичной сцене. Биограф А. Шляхов рассказывал:
«Фаина Георгиевна много раз вспоминала о своем участии в «Патетической сонате». Она рассказывала, например, что, когда на репетициях в зал входила Алиса Коонен, игравшая в этом спектакле, Фаина теряла дар речи. Все ее товарищи-актеры были крайне предупредительны и доброжелательны в отношении друг друга и так же относились к Раневской, но тем не менее на репетициях, видя их в зале, она робела, чувствуя себя громоздкой и неуклюжей.
Самые большие трудности, самые великие проблемы (именно — великие) начались тогда, когда на сцене появились высоченные конструкции, и бедной Фаине, страдавшей боязнью высоты и открытых пространств, пришлось репетировать на огромной высоте, почти у самых колосников! Стоило ей кое-как взобраться туда, как от страха она теряла дар речи... Актриса пребывала в растерянности, угнетена необходимостью весь спектакль «быть на высоте» не в переносном смысле этого слова (иначе Раневская и не умела), а в самом что ни на есть прямом!
Фаина Георгиевна репетировала плохо, кое-как, настолько плохо, что даже сама не верила себе, да вдобавок заикалась от волнения. Крах близился».
Однако режиссер проникся ее работой, стал все чаще хвалить ее на репетициях, и Раневская воспрянула духом: премьера, состоявшаяся в декабре 1931 года, прошла с большим успехом. Фаине удалось очень достоверно сыграть свою роль — женщины легкого поведения (настолько достоверно, что Таирова обвинили в том, что он выпустил на сцену настоящую проститутку). Актер Михаил Жаров, также занятый в этой пьесе, вспоминал:
«Для Раневской так же, как и для меня, это был первый спектакль в театре Таирова, естественно, она очень волновалась. Особенно усилились ее волнения, когда она увидела декорации и узнала, что мансарда ее Зинки находится на третьем этаже.
— Александр Яковлевич, — всплеснула она руками, — что вы со мной делаете! Я боюсь высоты! И не скажу ни слова, даже если каким-то чудом вы и поднимете меня на эту башню!
— Я все знаю, дорогая вы моя... — ласково сказал Таиров, взял ее под руку и повел...
Что он шептал, мы не слыхали, но наверх она пошла с ним бодро. Мне же он сказал:
— Когда сбежите на мансарду в поисках юнкера, не очень «жмите» на Фаину. Она боится высоты и еле там стоит.
Началась репетиция, я вбегаю наверх — большой, одноглазый, в шинели, накинутой, как плащ, на одно плечо, вооруженный с ног до головы — и наступаю на Зинку, которая, пряча мальчишку, должна наброситься на меня, как кошка.
Я тоже волнуюсь и потому делаю все немного излишне темпераментно. Когда вбегал по лестнице, декорация пошатывалась и поскрипывала. Но вот я наверху. Открываю дверь. Раневская, действительно как кошка, набрасывается на меня, хватает за руку и перепугано говорит:
— Ми-ми-шенька! По-о-жалуйста, не уходите, пока я не отговорю весь текст! А-а потом мы вместе спустимся! А то мне одной с-страшно! Ла-адно?
Это было сказано так трогательно и... так смешно, что все весело захохотали. Она замолчала, посмотрела вниз на Таирова, как-то смешно покрутила головой и смущенно сказала:
— По-о-жалуйста, не смейтесь! Конечно, глупо просить... но не беспокойтесь, я сделаю все одна.
Таиров помахал ей рукой и сказал:
— И сделаете прекрасно, я в этом не сомневаюсь.
Играла эту роль Раневская великолепно...».
И хотя спектакль «Патетическая соната» продержался совсем недолго (вскоре власти запретили пьесу), за несколько представлений Раневская стала известной буквально на всю Москву. Профессор ГИТИСа, режиссер Борис Голубовский вспоминал в своих мемуарах:
«Я следил за каждой работой артистки после давно забытого спектакля Камерного театра «Патетическая соната» М. Кулиша... Такую реалистическую, жесткую манеру игры на сцене Камерного театра, пожалуй, не видели ни зрители, ни актеры. Как богат контрастными красками ее образ!.. После спектакля зрители говорили только о Раневской».
«Патетическая соната» Н. Кулиша. Режиссер А. Таиров. На сцене Камерного театра — Зинка, которую играла Ф. Раневская, матрос (актер М. Жаров) и юнкер (А. Сумароков). Постановка 1931 года
После «Патетической сонаты» Раневская много лет продолжала дружить с Таировым и его женой. Об этом режиссере Фаина Георгиевна, уже будучи в возрасте, вспоминала как о самом лучшем, с которым ей приходилось иметь дело (с другими режиссерами у строптивой Раневской обычно возникала обоюдная нелюбовь). Об Александре Яковлевиче она писала:
«Вспоминая Таирова, мне хотелось сказать о том, что Александр Яковлевич был не только большим художником, но и человеком большого доброго сердца. Чувство благодарности за его желание мне помочь я пронесла через всю жизнь, хотя сыграла у него только в одном спектакле — в «Патетической сонате».
После этого спектакля Фаина так и не получила больше ни одной роли в Камерном, в 1933 году она перешла в Центральный театр Красной армии, где проработала до 1938 года, получив звание Заслуженной артистки и став знаменитой. С Таировым и Коонен она продолжала дружить, часто захаживая в Камерный просто на чай. Однажды, спустя годы, во время войны Таиров пошел провожать ее по театральному коридору и вдруг остановился, прислушался и горько заметил:
— Знаете, дорогая Фаина, похоже, что театр кончился — в театре пахнет борщом.
